– И когда же ты начал? – в шутку спросил Уилл.

– Когда? Знаешь, любовь – вещь странная. Когда она приходит, мы все меняемся.

Уилл взглянул на Джема, и в душе его вспыхнуло… Нет, не ревность, а жгучее желание поделиться с лучшим другом своими эмоциями, рассказать о том, что он чувствует. Разве чувства к Тессе не объединяют их? Но он ограничился лишь тем, что сказал:

– Мне не хотелось бы, чтобы ты рисковал, Джем.

– Но и я не хочу, чтобы ты подвергал себя опасности.

Джем встал. В полусне Уиллу казалось, что фигура его друга окружена ореолом света.

– Ты уходишь?

– Да, пойду лягу. – Джем слегка коснулся пальцев Уилла. – Тебе тоже надо отдохнуть.

Уилл кивнул. В коридоре что-то напевала Бриджит. Вопреки обыкновению, ее песня не злила; скорее она напомнила ему колыбельную, которую когда-то пела мама.

– Странная песенка, – сказала Сесилия. – Но она мне нравится. А ты помнишь мамину колыбельную?

– Смутно, – признался Уилл.

Их мама всегда пела, и когда шла по берегу реки Моддах [10] , и среди нарциссов в саду; музыка наполняла собой каждый уголок их дома. Llawn yw ’г coed о ddail a blode, llawn о goriad merch wyfinne.

– А ты помнишь море? – тихо спросил он. – А озеро Талиллин? [11] Здесь, в Лондоне, такой синевы днем с огнем не сыщешь.

Сесилия тяжело вздохнула:

– Конечно помню. А я думала, ты все забыл.

Уилл все больше погружался в сон.

– Сеси, – прошептал он. – Похоже, я не смогу встать с этого кресла. Придется мне ночевать здесь.

– Тогда и я останусь с тобой, – ответила она и крепко сжала его руку.

Слова ее вплелись в поток сновидений, который подхватил и унес юного Эрондейла, убаюкивая на своих волнах.

Габриэлю и Гидеону Лайтвудам

от Консула Вейланда

Ваше письмо меня несказанно удивило. Мне казалось., я выразился предельно ясно. Я хочу, чтобы вы сообщали мне подробности переписки миссис Бранвелл с ее родственниками и благожелателями в Идрисе. Меня не интересуют ни ее общение с модистками, ни наряды, ни меню институтской столовой.

Потрудитесь прислать письмо, действительно содержащее в себе важные сведения. Надеюсь, на этот раз писать его будут не сумасшедшие, а Сумеречные охотники.

Во имя Разиэля,

Консул Вейланд

Глава 8

Тот огонь

Тесса сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. Снаружи в комнату проникал холодный, пропитанный водой воздух; пахло мокрым железом и Темзой. Она вовсе не думала о прическе, просто повторяющиеся движения помогали ей хоть как-то сохранять спокойствие.

Вновь и вновь перед ее мысленным взором представали то красные, обожженные руки Уилла, то Джем, потрясенный письмом Мортмейна, то жалкая горстка серебра, которую ей удалось собрать с пола. А еще Сесилия, обнимавшая брата, и Джем, с болью просивший прощения у Уилла.

Все это было мучительно. И Джем, и Уилл испытывали боль, а она любила их обоих, и их боль передалась ей. Мортмейну нужна была именно она, Тесса. Из-за нее у Джема закончилось серебро, из-за нее страдал Уилл. Она ушла из гостиной только потому, что была уже не в силах оставаться там. Как они, объединенные взаимной любовью, могли причинять друг другу столько боли?

Тесса отложила расческу и посмотрела на свое отражение в зеркале. Вид у нее был усталый, под глазами залегли тени, совсем как у Уилла, когда он целый день просидел с ней в Библиотеке, разбирая бумаги Бенедикта, переводя отрывки, написанные на латыни, греческом или на языке чистилища [13] . Склонив голову, Уилл быстро водил пером по бумаге. Было странно видеть его погруженным в работу и при этом вспоминать стоявшим на пороге дома Магнуса Бейна и Булей и обнимавшим ее. При свете дня лицо Уилла выглядело непроницаемым. Он не проявлял ни враждебности, ни холодности, но при этом ни разу не улыбнулся ей и ни словом не обмолвился о том, что произошло ночью.

Тессе хотелось спросить его, о чем он говорил с Магнусом, когда тот увел его. Если бы Магнус сообщил что-то новое, важное для них, Уилл рассказал бы, ведь у нее никогда не было повода усомниться в его честности. Впрочем, если бы хоть кто-то из них был нечестен, подумала Тесса, все, вероятно, сложилось бы совсем по-другому, не так страшно.

Теперь она понимала, что, предложив отправиться к Мортмейну, она совершила глупость, но ее порыв можно объяснить. Ей было невыносимо сознавать, что она является причиной всех бед и ничего, ровным счетом ничего не предприняла для того, чтобы предотвратить их. Если бы она сдалась Мортмейну, Джем получил бы возможность еще пожить, они с Уиллом остались бы побратимами, и все пошло бы своим чередом, как если бы она и не появлялась в Институте.

Тесса понимала, что время повернуть вспять невозможно и что от чувств, которые объединяли их троих, никуда не деться. Она ощущала внутри звенящую пустоту, словно какая-то часть ее естества бесследно исчезла, парализовав ее, лишив жизненных сил. Одна половина ее души стремилась к Уиллу, посмотреть, зажили ли ожоги на его руках, сказать, что она все, все поняла. Другая же подталкивала броситься к Джему и вымолить у него прощение. Раньше они никогда не злились друг на друга, и Тесса понятия не имела, как разговаривать с Джемом, когда он впал в состоянии ярости. Может, он разочаровался в ней и теперь решит разорвать помолвку? Так или иначе, мысль о том, что такое может произойти, была ей невыносима.

Послышался слабый шорох. Тесса вздрогнула и посмотрела по сторонам. Может, ей показалось? Она очень устала, и ей хотелось позвать Софи, чтобы та помогла раздеться, а потом улечься с книгой в постель. «Замок Отранто», который она сейчас читала, прекрасно помогал отвлечься.

Девушка собралась было позвонить в колокольчик, но тут шорох повторился, и на этот раз более настойчиво. Она прислушалась – в коридоре кто-то тихонько царапался. Не без трепета Тесса подошла к двери и распахнула ее.

У ее ног припал к полу Чёрч, серо-голубая шерстка взъерошена, в глазах застыла ярость.

На шее кота был завязан пышный бант, на конце которого болтался свернутый в трубочку листочек бумаги. Тесса нагнулась, почесала Чёрча за ушком и развязала бант. Кот, не теряя ни секунды, скрылся за углом коридора.

Развернув бумагу, Тесса прочла ее. Знакомым почерком с завитушками в ней было написано:

Встретимся в музыкальной комнате. Дж.

– Здесь ничего нет, – сказал Габриэль.

Они с Гидеоном находились в гостиной. Шторы были задернуты, и если бы не колдовской свет, в комнате стояла бы кромешная темнота. Габриэль пробегал глазами разложенную на столе переписку Шарлотты.

– Как это ничего? – спросил Гидеон, стоявший на страже у дверей. – Там же куча писем. В одном из них, должно быть…

– Ни возмутительного, ни скандального, ни даже интересного – ничего, – пожал плечами Габриэль. – Да, есть письма из Идриса, от ее дядюшки, у него, похоже, подагра.